Жырафик

 Клоуна били все.

 Били, чем попало, используя руки, ноги, предметы окружения, порой, самые нелепые и непредсказуемые. Ушли в ход даже цветочные вазы, прямо так, с, проживающими в них, гардениями и крокусами. Через скорое время, вся комната стала цветочной. Один энтузиаст притащил плетёное кресло. Кресло было низкого качества, потому сломалось о клоуна после первого же, откровенно, не очень сильного, скорее, яростного удара. Ярости было в избытке. Тщедушные, дряблые человечки, не знающие физических усилий кроме транспортировки еды в собственные ротовые полости, накопили ярости как старый скряга – воспоминаний о некупленных милых вещицах. Офисные берсерки в рубашках по достатку... Топчут, рвут, дергают, тащат, давят холестериновыми тушами. Результативно-ничтожные человеческие единицы, обладатели ничего не значащих имён и фамилий, били клоуна и упивались безграничностью полномочий. Будто полицейский с правом стрелять на поражение, хирург, оперирующий безнадёжного пациента, санитар хосписа в ночную смену, директор интерната для детей-сирот, официант, незаметно плюющий в блюдо противного клиента, старший брат-неудачник или алкоголик-отец, безработная гроза семьи. Все эти гусеницы проскочили стадию куколки и, не построив кокон, разлетелись тысячей бабочек, разнося на своих хрупких крылышках никем не контролируемую злость.

 Кто-то додумался сбегать на кухню, набрать воды и окатить клоуна. Другой стал кидаться остатками еды, а потом в комнату вкатили торт. Огромный, многокилограммовый продукт, по умолчанию невкусный, в виду несовместимости столь исполинских размеров и адекватной им начинки, торт олицетворял апогей вечеринки. Что ж, клоуну, хотя бы не пришлось беспокоиться о своём куске десерта… Два толстяка, один с ярко выраженными залысинами и уже изрядно вспотевший, второй - в строгой рубашке, с чудом сохранившимися в такой суматохе запонками, не сговариваясь, но, словно по команде, опрокинули гору красиво оформленного теста на тело в розовом трико и полосатых гетрах. Ошмётки торта вцепились в клоунский парик, превратив его в, бесполезную для новых выступлений, тряпку. Лицо клоуна, скрытое за толстым слоем грима, утонуло в кремах и прослойках, узаконив инкогнито его личности. Впрочем, именем-фамилией клоуна никто и не интересовался.

 Однако, они вспомнили, что клоун работает за гонорар. Со всех сторон стали швырять купюры, забрасывать безвольную клоунскую плоть эрзацами собственной успешности. Всего за несколько минут, в ближнем клоуну пространстве, на которое он, по праву лежачего, мог заявлять официальные намерения, валялась солидная куча бумажных денег, полдюжины пластиковых карт, мобильные телефоны и даже парочка колец, не исключено, что обручальных. Они закончили. Антиэволюционный взрыв раздарил свою, попирающую законы цивилизованного общества, энергию и остался в памяти лишь воронкой чувств, в центре которой бесформенной личностью громоздился клоун. Локи надоело шалить, Бафомет устал растворять и сгущать, хилые хозяева вечеринки надели свои статистически малоотличимые костюмные пиджаки и разъехались по домам. Некоторые – за рулём личного автомобиля, большая часть воспользовалась услугами такси, что также воспринималось, как возможность управлять хоть кем-то.

 Стало тихо. Так тихо, что шаги мальчика клоун услышал сразу. Клоун немного вывернулся, в своей нелепой разгромленной позе, чтобы увидеть. Мальчиком, целеустремлённо шлёпавшим к клоуну, оказался именинник. В руках его были шарики для твистинга - клоун привёз их с собой несколько упаковок, всех цветов и размеров – вероятно, мальчишка нашёл, где клоун оставил чемодан с реквизитом. Дойдя до своей цели, мальчик-именинник присел на корточки, наклонил голову, чтобы клоуну было лучше слышно, и протянул ему довольно длинный шарик какого-то почти фиолетового цвета.

 «Сделаешь мне жырафика?»