«Падение Берлинской стены в 1989 году стало возможным благодаря короткому промежутку времени. Центральную роль сыграл Михаил Горбачев, генеральный секретарь ЦК КПСС», — пишет на страницах швейцарского
издания Neue Zürcher Zeitung Манфред Хильдермайер, заслуженный профессор восточноевропейской истории Геттингенского университета им. Георга-Августа.
Представим, что осенью 1989 года генеральным секретарем ЦК КПСС был бы не Михаил Горбачев, а Владимир Путин. Произошло бы падение Берлинской стены? Состоялись бы «бархатные» революции в Центрально-Восточной Европе, демократическое возрождение ее стран и воссоединение двух немецких государств? Единогласный ответ на эти вопросы, вероятно, будет звучать: вряд ли, пишет автор статьи.
Лишь на несколько месяцев, в лучшем случае на год, открылось временное окно, позволившее произойти национальным и международным переменам такого масштаба. Но почему же Горбачев — в отличие от Брежнева в 1968 году в Праге и Хрущева в 1956 году в Будапеште — не вмешался, не направил танки, а наблюдал за тем, как рушились режимы-марионетки? Ответ стоит искать на трех уровнях, считает Хильдермайер: в идеологии, внешней и экономической политике, а также в личных отношениях между главными действующими лицами.
Ничто не могло нанести больший ущерб программе перестройки, чем насилие. Перестройка была направлена на все сферы существовавшего порядка, как внутриполитического, так и социального, экономического и духовно-культурного.
Ключевой идеей было понимание того, что люди будут активно участвовать как в трудовой, так и в общественно-социальной жизни, только если исчезнет повсеместный контроль, предписания и нормы и будут поддерживаться личная инициатива и участие.
Любое насилие со стороны государства, в том числе и в отношении злейших врагов, не уживалось с пропагандируемыми принципами гласности и перестройки, говорится в статье.
Еще более решающее значение сыграла, возможно, и внешняя политика Советского Союза.
«Недаром сразу после своего избрания в марте 1985 года Горбачев поручил приложить усилия к возобновлению приостановленных два года назад переговоров о разоружении с США», — отмечает Хильдермайер.
В декабре 1987 года был заключен Договор о ликвидации ракет средней и малой дальности, ставший на тот момент «триумфом «нового мышления».
Внешняя политика служила и внутренним целям. Окончание гонки вооружений должно было снять нагрузку с государственного бюджета и освободить ресурсы для крайне необходимых экономических и прочих реформ. Это должно было обеспечить перенаправление ресурсов из военной в гражданскую сферу, а также помочь преодолеть хронический кризис сельского хозяйства вместе с вездесущим дефицитом обеспечения.
Когда протест против консервативных коммунистических режимов Восточного блока становился все более громким, Горбачев и его советники оказались перед экзистенциальным выбором: «взять ситуацию под контроль с помощью силы и таким образом разрушить достижения своей новой политики или же освободить государства-сателлиты от советской гегемонии, от этого санитарного кордона, который создал Сталин после Второй мировой войны».
И в этом случае Горбачев отказался от танков и оружия. Выигрыш от внешней и внутренней финансово-экономической разрядки показался ему важнее потери власти в мировой политике.
К тому же, Горбачев наверняка искренне стремился к такому типу международных отношений, которые не опирались бы в первую очередь на военную мощь. Как известно, он искал комнату в «общем европейском доме» с помощью союзов и добрососедских отношений, а не с помощью угроз и контроля. Такая комната в обозримом будущем осталась бы для него закрытой, если бы осенью 1989 года он поступил иначе, полагает автор статьи.
И, наконец, не следует забывать и о личностном факторе. В решающий год переговоров о судьбе ГДР с осени 1989 года между Горбачевым и Гельмутом Колем сформировались своего рода доверительные отношения.
Они ценили и полагались друг на друга. В такой сложной и щекотливой проблеме это стало предпосылкой для единства. Как минимум такую же важность имело хорошее взаимопонимание между двумя министрами иностранных дел, Шеварднадзе и Геншером. Первому приписывают предложение якобы с намеком на разделенный Берлин о том, что он не может представить себе разделенный Тбилиси, где он долгое время был 1-ым секретарем ЦК КП.
Затем, продолжает автор статьи, желанными гостями в Кремле, стали новый американский президент Джордж Буш-старший и его госсекретарь Джеймс Бейкер.
«И все же взаимная симпатия привела и к тому, что не все, что обсуждалось, фиксировалось в договорах. По сей день ведутся споры вокруг ключевого вопроса о том, действительно ли, как утверждает Горбачев, Буш и его коллеги в свое время твердо обещали держать НАТО вдали от российской границы — или же, как уверяет другая сторона, этого не было. Возможно, немецкое единство и вовсе не было бы скреплено на уровне международного права, если бы для него пришлось бы заключать письменное соглашение — и, вероятно, его вообще не состоялось бы, если бы три вышеназванных фактора не сработали бы одновременно в этот временной промежуток», — заключает Хильдермайер.
Комментарии