«Концепция ненасильственной силы обольщения и притягательности, которую создал в 1990 году американский аналитик и эксперт по международным вопросам Джозеф Най, изменила свою природу. Могущество уже перестало быть только военным или экономическим, оно стало также идеологическим и культурным». — пишет
журналист Le Monde Марк Семо.
«По мнению Ная, к тому же бывшего заместителя министра обороны по вопросам международной безопасности при Билле Клинтоне, власть в конце XX века изменила свою сущность: для того, чтобы одно государство добилось того, чего оно хочет от другого государства, военной или политической силы уже недостаточно. Теперь необходимо считаться с силой притягательности: идеология, культура и влияние на воображение позволяют достичь этих целей без какого-либо принуждения, пусть даже другое государство этого не осознает», — передает автор статьи.
Джозеф Най придумал свою концепцию в определенную эпоху, связанную с распадом СССР и окончанием холодной войны, в том мире, где рыночная экономика и демократические ценности, казалось бы, зарекомендовали себя как почти универсальная референтная система, пишет Le Monde.
В нынешнем хаотичном мире, отмеченном возвращением политики великих держав, границы концепции мягкой силы стали менее очевидными, говорится в публикации.
«Пить кока-колу в Макдональдсе или смотреть последний голливудский блокбастер ради высмеивания — все это не конвертируется в поддержку Америки или ее политики», — указывает Пьер Бюлер в своей книге «Власть в XXI веке» (издательство Национального научно-исследовательского центра, серия «Biblis», 2014). И подчеркивает, что всемогущество американских культурных форм вызывает не меньше отторжения, чем восхищения, оно показывает, что, в отличие от жесткой силы, которая легко идентифицируется и используется политической властью, мягкая сила остается невидимой: она зависит от множества факторов, культурных, психологических и имиджевых.
Осознавая границы своей концепции, Джозеф Най в середине 2000-х годов изобрел «умную силу», сообщает издание.
«Это понятие не стало таким же концептуальным прорывом, как понятие «мягкая сила, — объясняет французский историк Джастин Вайсс, бывший директор Центра анализа, прогнозирования и стратегии. — Однако это понятие куда более эффективное: оно обозначает способность государства сознательно сочетать жесткую и мягкую силу».
Примером тому является французская дипломатия: она использует привлекательность своей культуры и образа жизни, но также опирается на мощную дипломатическую сеть, вторую или третью в мире, и на свое место постоянного члена Совбеза ООН, обладающего ядерным оружием.
«В начале XXI века, ознаменованного кризисом мультилатерализма и международного сотрудничества, крепнущие державы, такие как Россия, Китай или Турция, пробивают себе место, используя жесткую силу: Россия использует силу оружия на Украине, Турция делает то же самое на севере Сирии, Китай использует военную мощь в Китайском море. Но чтобы капитализировать эти достижения, им необходимо поиграть и в обольщение. Отсюда и речи Пекина о «Шелковом пути», его усилия по развитию Институтов Конфуция и его растущая вовлеченность в международные организации. У мягкой силы впереди еще немало счастливых дней», — заключает Марк Семо.
Комментарии