Детство Асмуса на краю степи или Константиновка на заре 20-го века (ч.5)

Общий вид Константиновки

В новой части детских воспоминаний Валентина Асмуса снова много интересного: о флоре и фауне, пассажирских поездах и остановочном пункте Дмитриевском, покупках и торговле. 

В первые годы жизни на стекольном заводе я рос с чувством не всегда удовлетворенной любознательности. Я старался направить её на доступные мне явления. Прежде всего это были явления природы. Мне эта скудная степная природа казалась богатой, и разнообразной, и занимательной. Весна приходила здесь стремительно и быстро превращалась в жаркое сухое лето. Быстро пролетали птицы на север. Высоко над землей видел их стайки, слышал их голоса. Никакие певчие птицы не залетали в Константинову, все устремлялось на полночь, в северные края. Зато на земле и на реке все полнилось и кипело жизнью. По вечерам на реке хором заливались лягушки, летали стрекозы, по дорогам над колючей «дерезой» вились и гудели пчелы и осы. На огороде и в саду в земле также было много интересного, особенно после дождя: в черной земле рылись проворные и сильные медведки, над травой под деревьями летали хрущи, огромные южные жуки (жук-олень, жук носорог), бабочки: адмиралы, махаоны, павлинье око. Ночью появлялись красивые красные и — редко — синие орденские ленты, бражники, среди них — страшная мертвая голова (вспоминается «Золотой жук» Э. По. –А.Н.). Когда поздно вечером на столик в саду ставили керосиновую лампу, к ней со всех сторон слетались в великом множестве жучки и ночные бабочки. 

Спали мы в детской комнате на верхнем этаже. Дом наш стоял очень близко от железной дороги и отделялся от неё лишь узкой площадью небольшого лесопильного склада. Днем на складе непрерывно визжали пилы. Ночью они безмолвствовали, и ночную тишину нарушали только свистки паровозов да стук колес проходивших мимо поездов. Иногда паровоз гудел очень долго, звук медленно ослабевал по мер того, как поезд удалялся от дома. Было очень приятно и уютно сквозь сон прислушиваться к этой неутихающей ночной жизни железной дороги, особенно к ритмическому стуку колес. Поезда проходили часто, почти все — кавказские и закавказские. Днем, кроме товарных, проходили многие пассажирские — скорых и курьерских. Они везли публику на кавказские курорты и с курортов. Гуляя днем вдоль дороги, мы видели в окнах желтых и синих вагонов пассажиров, стоявших у окошек. Хорошо одетые дамы и мужчины смотрели на заводской поселок, мимо которого с большой скоростью проносился поезд. Товарный поезд — очень длинный — шли медленнее, вагоны раскачивались на ходу, особенно в хвосте поезда. На задних площадках стояли кондукторы в длинных темных полушубках с высокими стоячими воротниками, которые они не снимали даже в летнее время. 

Пассажирский поезд начала 20-го века (паровоз серии ОВ). Ясиноватая

До станции Константиновка от нашего дома было версты три. Но возле самого почти дома, у перехода из поселка на территорию завода, находилась небольшая платформа Дмитриевская с будкой, где продавались железнодорожные билеты. Простые и почтовые пассажирские поезда останавливались здесь на минуту и, отправляясь в дальнейший путь, оглашал все окрестности ревом гудка и звонким шипением белоснежного пара. Часто мы с братом, вставши ранним летним утром, выходили к платформе — встречали и провожали эти поезда. 

Нескольким годами позже мы соединяли с этой прогулкой хозяйственные поручения мамы. Перебежав через железнодорожное полотно, мы шли в стоявшую на краю поселка булочную и покупали бублики. Хлеб нам привозили на дом в хлебной будке. От переезда вверх в гору шла широкая улица, в верхней её части начинался базар, куда почти каждый день ходила наша мама. Иногда он брал нас с собой, и мы несли домой плетеные сумки с продуктами. Мясные ряды на базаре тянулись далеко вверх. Рядом с окровавленными колодами, на верхней поверхности которых разделывались туши, стояли молодые веселые евреи-мясники в белых фартуках, забрызганных темно-красными пятнами. Завидев маму, они вежливо и взволнованно кланялись и хором зазывали ее: «Мадам Асмус, мадам Асмус, заходит пожалуйста, свежее черкасское мясо». На крюках висели туши знаменитого мяса, вполне убедительные, а над ними летали толпами мухи. 

Как выглядела типичная мясная лавка можно увидеть на примере Юзовского базара.

Случалось и так, что мама вела нас не вверх по главной улице базара, а сворачивала направо, по продолжению той же проселочной дороги, которая приводила к базару. На углу переулка, недалеко от поворота стояла лавка; над входом в неё красовалась большая вывеска с надписью: «Магазин Абрамовича». Это был константиновский «универмаг». В лавке было темно, пустынно, деревянный дощатый пол был опрыскан водой, сильно пахло керосином. В углу на полу стояли бочонки с селедкой. На полках вдоль лавки лежали самые разнообразные товары вплоть до машинок для стрижки волос, впоследствии и американских брит «жиллет». От средней полки пахло мылом: дегтярным и туалетным. Хозяин лавки поднимался навстречу маме с галантностью, не уступавшей учтивости зазывавших маму молодых мясников. Он подавал мадам Асмус стул и почтительно ожидал, когда мадам Асмус начнет называть и перечислять ему то, что требовалось. Мама покупала свечи, мыло, чай Высоцкого, кофе в зернах, какао Эйнем в круглы металлически коробках, спички, соль и много другое. Товары отпускали в кредит по заборной книжке. В такие же заборных книжках отмечались покупки мамы в лавках на базаре, а также записывались доставлявшиеся на дом продукты из промышлявших ими хозяйств.

Торговые лавки на описываемом базаре. Позднее, в 20-е годы

Какао Эйнем (фабрика в Москве). Коробка дошедшая до нашего времени

На поляне перед домом, где мы жили, регулярно появлялась хлебная будка, доставлявшая пахучие горячие батоны белого и черного хлеба; болгарин с огорода, что у бутылочного завода, привозил овощи — синие и красные баклажаны, капусту, огурцы, всякую зелень; развозчик пивного склада выгружал деревянные ящики, из которых выглядывали горлышки бутылок пильзенского пива. Но наибольшее волнение происходило с появлением немца-колониста (см. Немецкие колонисты в Константиновке и близ неё http://zi.dn.ua/blogs/user_532/nemetskie-kolonisty-v-konstantinovke-i-bliz-neye-chast-1_37347/),привозившего масло и прочие молочные продукты: творог, сметану. Немец был средних лет, небольшого роста, плотный. Во рту у него всегда дымила толстая сигара. С ним приезжала молоденькая белобрысая дочка, с которой он разговаривал на каком-то удивительном немецком языке, сильно отклонявшемся от языка Шиллера и Гёте. Как только возок немца, завернув, останавливался перед домом и хозяин бросал вожжи, из нашего дома выходили населявшие его хозяйки и обступали тележку. Мама выносила из дома глубокую тарелку и складывала в неё куски масла, вынув их из листьев, в которые они были завернуты. Все это дома опускалось в темный погреб, кусочки масла слегка надрезались и погружались в холодную воду. Погреб этот или подвал находился под деревянной лестницей, ведшей на второй этаж. Ступеньки лестницы, по которой спускались в подвал, были каменные, холодные; в подвале было прохладно и сухо, плесенью почти не пахло. 

В конце месяца мама передавала отцу все заборные книжки для подсчета расходов. Отец почти всегда вздыхал при этом и находил, что мама превысила бюджетный лимиты; мама слегка обижалась и недоумевала, как это могло случиться (как это многим и сегодня знакомо :) только кредитки. –А.Н.). На следующий месяц сцена эта обычно повторялась. 

Во время путешествия по базару нам всегда хотелось, чтобы мама, продвигаясь между мясными и овощными прилавками, достигла верхушки горы. Заманчивых для нас товаров там не было, но оттуда открывался широкий вид на завод внизу, реку, на наш дом и на железную дорогу с её посадками и будками. Насладиться этим видом нам удавалось не всегда. Часто мама заканчивала свой обход на середине горы, в зоне ближайших мясных лавок, и не доходил до края базара, где с телег торговали ведрами, щетками, вениками и прочей техникой. Быстро мы спускались с горы и через четверть часа оказывались уже дома. 

Продолжение в следующей - финальной - части воспоминаний...